В Казахстане будет сниматься фильм про АЛЖИР – Акмолинский лагерь жен «изменников родины», куда были заключены около 20 тысяч женщин, часть из которых оттуда так и не вышла.

Автором сценария и режиссёром картины является писательница, выпускница Высших Курсов сценаристов и режиссёров им. Георгия Данелия (мастерская Эмиля Лотяну) Асель Омар. В своём фильме она хочет воссоздать образ казахской женщины , пережившей заключение в АЛЖИРе.

– Материал я собирала в том числе и в музейно-мемориальном комплексе «АЛЖИР», – рассказывает Асель. – Казалось бы, уже все знала о нашем недавнем прошлом, но этот музей, интерактивный и очень живой, перевернул душу. Музейщики и художники, которые собирали и оформляли экспозицию по репрессиям, сумели подать информацию так, что посетители будто перемещаются во времени – они слышат стук колес поездов со скотными вагонами, лай овчарок, видят стены бараков с крошечными зарешеченными оконцами без стекол.

Собирая материал для будущего сценария, я видела, как посетители АЛЖИра, среди них были и иностранцы, останавливались у монумента «Арки Скорби», и, прежде чем покинуть мемориал, склоняли головы перед скульптурой женщины, скорбящей по погибшему мужу и потерянным детям. Они делали это сами, а не потому, что так положено.

Очень больно смотреть на вещи женщин-узниц – их сумочки и платья, что были на них в момент ареста, и их контрастные фото – ещё вчера счастливые и благополучные, а сегодня остриженные наголо, в тюремной робе. Впечатляют имена заключённых. Рабига Асфендиярова, до замужества Лапина, – выпускница Смольного института, исследователь архитектуры и тюркологии. Меня поразил облик этой роскошной женщины рядом с красивым мужчиной, её мужем – военным врачом, участником Первой мировой войны, первым наркома здравоохранения КазАССР, потомком хана Абулхаира Санжаром Асфендияровым.

Контраст, увиденный в лагере АЛЖИР, – какой она была и какой её там сделали, превратив в лагерную пыль, действует как шок. Женщины-врачи Магрифа Казбекова и Дамеш Жургенева (жена режиссёра Темирбека Жургенова). Актриса Жанбике Шанина, Кира Андроникашвили, Татьяна Окуневская, певица Лидия Русланова, писательница Галина Серебрякова, азербайджанский историк Санубар Эюбова… Всего более 20 тысяч «членов семей изменников родины» со всех концов СССР прошли через АЛЖИР, половина из них навсегда остались на казахстанской земле – погибли от холода, голода, болезней и невыносимых унижений. Оставшиеся в живых сами копали могилы, чтобы похоронить умершую подругу или ребёнка, сами под конвоем копали им могилы.

Вся жизнь проходила под вооруженным конвоем. Даже выходной день начинался с утреннего построения и переклички, и им же заканчивался. Зимой — при минус 45 градусах и степных ветрах, летом – под палящим солнцем. Плюс голод: женщин, учёных-растениеводов, отправляли выращивать фрукты и овощи, но все это шло на продажу, а заключённых кормили баландой из самых дешевых круп.

Вышедшие живыми из АЛЖИРА женщины молчали о том, что с ними происходило там. У них ведь изымали не только мужей, детей, дом, имущество, но и память – с них были взяты «подписки о неразглашении». Рабига Лапина, например, выйдя из заключения в 1943-м очень больной и без права проживания в крупных городах, скончалась через месяц после реабилитации в 1958. Все, что она думала о советской власти, ушло с ней, чего и добивался «большой террор».

Кроме того, в музее «АЛЖИР» есть материалы, посвященные алашординцам, Голодомору, Желтоксану и последовавшим за ним репрессиям второй половины 80-х. Атмосферу дополняют воссозданные интерьеры прошлых эпох, предметы и личные вещи заключённых, редкие фотографии по каждому периоду нашей истории в ХХ веке. Чудовищная логика придуманной большевиками машины по уничтожению (и не только физическому) людей в том и заключалась, чтобы, расправившись в первую очередь с элитой, обезглавить и сделать народ покорным и послушным, чтобы потом упрекать – «у вас ничего своего не было, все, что есть, вам дали мы».

Мою семью, пусть и косвенно, но тоже задели репрессии. Моя бабушка работала в годы большевистского террора в ЦК компартии Казахстана и тоже молчала большей частью, но однажды она бросила фразу о том, что сталинизм – это очень страшно. И тем не менее, как бы ни было это опасно, в их с дедушкой доме останавливались те, что только что вышел из сталинских лагерей. Один из них – писатель Жайык Бектуров, осуждённый по ложному доносу. В тот день, когда он был у них, зашел сосед-НКВД-шник. До этого оживленно говоривший о чем-то гость внезапно замолчал при виде него. Дед не сразу понял, в чем дело, когда сосед закашлялся и заторопился домой.

Бектуров сказал после его ухода, что тот подвергал его пыткам, попутно заказывал себе по телефону хромовые сапоги. Я, услышав эту историю, написала позже рассказ «Хромовые сапоги».

Умер тот НКВД-шник на улице, его личность в морге установили по квитанции в кармане. «Собаке – собачья смерть», – сказала бабушка, услышав о его печальном конце.

Можно ли было остаться человеком, оказавшись по ту сторону баррикад? Наверное, можно. К примеру, начальника АЛЖИРа с 1939 по 1953 годы Сергея Баринова, чекиста с пламенной верой в дело Сталина, заключённые женщины вспоминали как человека незлого, достаточно просвещенного, сдержанного и спокойного. И когда в 1991 году его хотели судить, бывшие узницы даже выступили в его защиту. А его предшественник, первый руководитель лагеря Михаил Юзипенко, по воспоминаниям узниц, избивал их кнутом.

Свидетельства образованных женщин-узниц АЛЖИРА, понимавших суть сталинского режима и способных передать её, стали появляться только после перестройки. Оказалось, что как бы люди ни были люди, память убить невозможно. Благодаря им, осмысление большого террора обогащалось, становилось глубже и серьёзнее. Это нормальный процесс, но читать материалы, связанные с пытками, насилием, унижением человеческого достоинства, жестоким обращением с женщинами-матерями и их малолетними детьми, вместе с ними отбывающими срок в лагере, – тяжело. Те, кто трудился на лагерных работах, отправляли заработанные копейки своим детям в детские дома, младенцев, отрывая от матерей, тоже направляли в спецучреждения. В музее сохранилось детское письмо: «Здравствуй, дорогая мамочка! Почему ты мне не пишешь? Мамочка, ты не знаешь, где папа? Мамочка, я учусь во 2-м классе. Я очень долго болел стригущим лишаем. Мамочка, я жив и здоровый. Ты говорила, у тебя нет бумаги, я тебе пришлю. Мамочка, я по тебе очень скучаю. Больше писать нечего».

Невольно восхищаешься женщинами, которые нашли в себе силы рассказать правду о лагерном аде, написать об этом книги, оставить свидетельства в виде документальных книг, быть консультантами для фильмов. Если сравнивать с абьюзингом, то видно, как нелегко даётся его жертвам рассказ о перенесенном насилии, они будто бы ещё раз переживают это. А тогда это был не абьюз, а машина по физическому и моральному уничтожению людей.

Судьбы узниц АЛЖИРа на воле складывались по-разному. Кто-то, несмотря на подорванное здоровье и клеймо «врага народа», сумел вернуться к нормальной жизни, – восстановить свои семьи и продолжить работать. А кто-то, не имея работы и права жить в больших городах, кочевал по вокзалам. Ведь многие избегали общения с бывшими заключёнными. Третьи, освободившись, кидались на поиски детей, отправленных после их ареста в детские дома…

Сейчас современных школьников привозят на экскурсии в АЛЖИР. И это правильно, потому что, к сожалению, бацилла насилия никуда не делалась, она просыпается периодически то в одной стране, то в другой, а экспозиции этого музея – самая действенная прививка от него.