Писателю, переводчику и публицисту Герольду Бельгеру исполнилось бы 90 лет со дня рождения

За более чем полвека в литературе он издал почти три десятка своих книг, написал около тысячи статей, много занимался переводами.

Совесть нации

Десять лет назад, 28 октября 2014 года, Герольд Бельгер последний раз появился на публике. В тот день он презентовал в Нацио­нальной библиотеке сборник своих избранных произведений. Это была одна из самых дорогих его сердцу книг. Перед 80-летием Герольда Бельгера известный режиссёр и кинодраматург Ермек Турсунов предложил ему издать её не так, как это обычно делалось (сообразно вкусу редакторов издательств), а чтобы в ней было собрано то, что хотел бы видеть в ней сам автор.

– Гера-ага был уже очень болен, он назвал себя Герольд ибн Карл аль-Дивани, потому что последние месяцы своей жизни проводил не выходя из дома. Но, услышав предложение Ермека Турсунова, воодушевился, работал с большим энтузиазмом, – рассказывает участвовавший в выпуске книги кинопродюсер Канат Торебай. – Он с нетерпением ждал её выхода, и когда Ермек привез ему домой сигнальный экземпляр, радовался, как ребёнок.

– Найдя в себе силы приехать на пресс-конференцию, где мы с ним и Муратом Ауэзовым презентовали эту книгу, извинился, сказал, что присутствовать долго не сможет. Но атмосфера была до того тёплой и дружеской, что он пробыл в Национальной библиотеке почти три часа вместо запланированного часа, – рассказывает Ермек Турсунов. – Как выяснилось, конференция была последней в его жизни, месяца через три-четыре он попал в больницу, откуда уже не вышел.

По словам Ермека Турсунова, он никогда не воспринимал Герольда Бельгера как немца, владеющего казахским:

– Он для меня был казахом, который говорит по-немецки и по-русски. Выучить казахский и говорить на нём может, как мы сейчас видим, и француз, и американец, и латыш, и японец. Но для них он всегда будет иностранным, а для Бельгера казахский был родным. Его жизнь сложилась так, что, живя с семи лет среди аульных казахов, по образу мышления он стал одним из них. Все казахское для него было родным и естест­венным, включая даже пищу. Я знаю, что салаты из овощей, как и любой аульный казах, он не любил. «Мен шөп жемеймін» («Я траву не ем»), – говорил он на застольях.

Его речевой аппарат и тембр голоса были настроены абсолютно по-казахски. Не только Ермек Турсунов, но и все другие коллеги по перу вспоминают, что, когда проходили какие-то писательские собрания, где все шло на казахс­ком, голос Бельгера сливался в общем звукоряде.

– Любой человек, которого ребёнком закидывают в среду, где все говорят на одном языке, вырастет представителем той страны, где он вырос, – считает Ермек Турсунов. – Немец по крови, Герольд Бельгер говорил мне: «Мен арғынмын, арғынның iшiнде атығаймын» – «Я из рода аргын, а среди аргынов я атыгай».

Он настолько хорошо знал психологию и менталитет казахов, что, когда именно Ермек Турсунов неосторожно назвал его пос­ледним казахом, это определение прилип­ло к нему намертво. Прощаясь с ним в феврале 2015-го, люди именно так его и называли.

– Все годы, что мы с ним общались, он был стабильным во взглядах, – говорит Ермек Турсунов. – Ему, например, не нравилось, он прямо-таки ненавидел нашу черту тянуться часами на торжества или собрания. Здесь он был немцем. Не любил пустопорожние речи. Говорил, что казахи иногда злоупотребляют краснобайством. При этом был ярым защитником казахского языка. И если многие делали это, чтобы набрать какие-то очки, то он по-настоящему болел за язык.

На пересечении улиц Кабанбай-батыра и Валиханова есть казахская школа имени Ыбрая Алтынсарина. В «нулевые годы» дети, выбегая на переменах на улицу, разговаривали между собой по-русски. Он, останавливая их, спрашивал, почему они не говорят на родном языке? Те раскрывали рты, видя перед собой голубоглазого «русского», как они считали, старика. Он потому и «последний казах», что именно его, немца Бельгера, а не казахских родителей и дедов, коробило, что они, эти дети, говорили между собой не на родном языке.

О языке и короткой памяти

Герольд Бельгер был твердо убежден, что жизнь состоит не только из материального, но и из духовного, и оно неизменно связано с языком. Об этом писатель рассказывал мне в одной из наших бесед с ним.

«Я постоянно напоминаю всем, что в Казахском НИИ языка начиная с 1937 года накопили картотеку, состоящую из 2 миллионов 400 тысяч казахских слов. Для сравнения: английский словарь – примерно 240 тысяч слов. Маяковс­кий, например, обходился 15 тысячами слов, язык Шекспира тоже состоит из такого же количества слов, а в «Пути Абая» (я это постоянно подчеркиваю) Ауэзов употребил 16 983 слова. Это свидетельствует о богатстве и мощи казахского языка.

«Откуда вы взяли эти цифры? – спрашивают меня. – Что это за слова такие?» Я отвечаю: не волнуйтесь, из них 90% не находятся в широком употреблении. Это специализированные термины по различным отраслям народного хозяйства и прикладного искусства. Например, по животноводству, шитью, разным ремеслам и так далее.

Некоторые учёные-языковеды утверждают, что в ближайшее столетие на планете останется всего 15 языков, другие говорят, что всего четыре. Мы с вами до этого не доживем. Но я, этнический немец, буду сражаться за казахский язык до последнего. За немецкий не беспокоюсь, на нём говорят более ста миллионов человек, он, как и русский, прочно стоит на ногах.

Я, например, очень сильно отор­ван от родной культуры, но перед сном минут 15–20 читаю вслух на немецком, стараюсь сохранить артикуляционную базу немецкого речестроя. Я сознательно культивирую в себе немца, не возражаю, когда подчеркивают мою «казахс­кость», но предпочитаю все же быть немцем.

Находясь в своей стране, плохо говорить на родном языке – это, мягко говоря, некрасиво, неприлично. Я встречал казахов, проживающих в Германии, Франции, Дании. Они все хорошо говорят на родном языке, беда, постигшая некогда их предков, навсегда пробудила в них национальное чувство. Объединяясь по 20–30 семей, эта маленькая горстка людей сознательно культивирует в себе казахов.

Поэтому я и говорю, что надо держаться насмерть за свой язык. Не стоит казахам стремиться быть американцами, англичанами, даже русскими. Не получится! Важнее – сберечь в себе казаха, если ты казах. Вытравишь из себя казаха, лишишься родного языка – станешь никем: от себя ушел, а до других не дошел».

«У нас короткая память, – считал Герольд Бельгер. – Мы лучших своих людей забываем очень скоро. Бывает, в 11.00 утра друзья проводили человека в последний путь, а вечером пошли на свадьбу, которая тут же вытеснила скорбь. Вспоминаем ушедшего от нас на день-два, когда назревает какой-нибудь юбилей, пишем статьи и опять – полный обвал.

К примеру, Сабира Майканова. Великая драматическая актриса, народная артистка СССР, которую Чингиз Айтматов называл лучшей Толгонай советской сцены (спектакль «Материнское поле», поставленный по его одноименному роману. – Ред.). Яркая, интересная личность, удивительная женщина, она ушла из жизни в середине 90-х, а сегодня её уже редко кто вспомнит.

Успели забыть даже самого Чингиза Айтматова, его 80-летие у нас так ведь толком и не отметили... В чем причина? Думаю в том, что деградирует общая культура и национальное самосознание, поэтому мы и разучились гордиться лучшими своими людьми.

Есть такое выражение: «Өлдiң, Мамай, қор болдың». Примерно так: «Умер Мамай, сгинул из памяти». Забывают люди сразу же. Пока жив, пока глаза мозолишь, тебя называют живым классиком, гордостью нации, а умер – и завтра же забывают. Но это не только казахская беда. Думаю, и в другой среде тоже присутствует короткая память.

Вот десять лет назад скончался Морис Симашко – и будто его не было. Если человеку постоянно напоминают об этом, то и память будет другая. Наша беда, что лучшие качества своего народа (я имею в виду казахов) не умеем показывать. Когда в Германии должен был выйти мой роман, там за полгода до этого активно пиарили и книгу, и меня. У нас же умением создавать пиар самому себе обладают немногие. Чингиз Айтматов хорошо умел это делать – ещё до выхода очередной книги мобилизовывал критиков, владеют этим Абдижамил Нурпеисов, Абиш Кекилбаев, Дукенбай Досжан, Сабит Досанов… Я знаю целый ряд блестящих казахских поэтов и прозаиков, но о них не говорят, их не пропагандируют, потому что они не владеют искусством показать «товар лицом».

День сегодняшний

С тех пор, как Герольдом Бельгером были сказаны эти слова, прошло почти полтора десятилетия. И сегодня, когда ситуация с развитием государственного языка, расширением сферы его применения заметно изменилась, думается, писатель не был бы столь категоричен в своих суждениях. Но, как и прежде, он бы находился в первых рядах тех, кто своим авторитетом и знаниями всячески поддерживал бы все программы и инициативы, направленные на то, чтобы поднять казахский язык на новую высоту, сделать его языком межнационального общения.

Накануне юбилея Герольда Бельгера Республиканский академический немецкий драматичес­кий театр организовал челлендж, где актёры зачитывали фрагменты из его книг, интервью и переводов. И казалось, что звучит голос Герольда Карловича, призывая нас быть внимательными к слову и миру, быть мудрыми, помнить уроки прошлого, беречь духовное наследие и единство нашего общества.